Волчицы - Страница 10

Чем больше я думал о последствиях моей… неосторожности, тем больше это приводило меня в ужас.

В отчаянии я повторял себе: «Ты Бернар! Ты Бернар!..» Конечно же, теперь я вынужден оставаться Бернаром, и малейшая неосторожность для меня губительна. А ведь до сих пор я только и делал, что совершал одну неосторожность за другой.

Чувство безопасности вновь покинуло меня и уступило место отчаянию. Мне даже пришла в голову мысль о немедленном бегстве. Но куда бежать? Да еще без денег! Жервэ беден и как перст одинок. А у Бернара имеется свой счет в банке. Бегство, вне сомнения, принесет мне лишь грязь и нищету. За какие грехи я должен снова страдать? Ведь я делаю это не столько ради себя, сколько ради своего будущего музыкального шедевра, ради того, что спрятано в тайниках моей души, что составляет смысл моей жизни. А уж этим я ни за что не имею права жертвовать. Впрочем, у меня еще есть время поразмыслить. Может, мне все же удастся отыскать какую-нибудь лазейку, чтобы вырваться из этой паутины.

Раздался телефонный звонок. Что может быть ужаснее настойчивого, властного зова, раздающегося внезапно среди полной тишины? Нервно вскочив из-за стола, я бросился в гостиную, чтобы схватить трубку, однако Аньес меня опередила. Взяв трубку, она смерила меня взглядом человека, вынужденного вести беседу в присутствии третьего лица.

— Алло? Да… Да, это я… Очень хорошо… Нет, в три рано… Немного позже… В пять? Хорошо, я жду вас.

У нее был глуховатый голос. Ее близорукий взгляд нерешительно остановился на мне, но тут же метнулся в сторону и устремился в пространство. Она медленно положила трубку и, увидев, что я шагнул к ней, жестом велела мне остановиться. До меня донеслись приглушенные звуки рояля, терзаемого неопытной рукой.

— Правда, у нас тихо? — спросила Аньес.

— Это ваша сестра?

— Да, Элен дает уроки… — Она залилась недобрым смехом. — Ведь нужно же на что-то существовать.

— Однако…

— Пойдемте, — перебила она меня. — Со временем вы все поймете. Идемте завтракать!

— Я только что встал из-за стола…

Я пропустил ее вперед, и она, войдя в столовую и окинув стол неодобрительным взглядом, покачала головой.

— Ну конечно, я так и думала, она хочет уморить вас голодом! Подождите!

Проворная, молчаливая и немного загадочная, она выскользнула из комнаты, а тем временем пианино, спотыкаясь, продолжало наигрывать гаммы, издали они звучали даже романтично. Буквально через минуту Аньес снова появилась на пороге.

— Помогите мне!

Аньес несла маленький горшочек меда, баночку варенья, остатки пирога и бутылку черносмородинного ликера.

На всякий случай я поспешил сложить газету и сунул ее в карман.

— Ради бога! Зачем столько всего? — запротестовал я.

— Вам, может быть, и не нужно, а мне нужно.

Она открыла баночку, достала две рюмки и наполнила их ликером.

— Я ужасная сладкоежка. А вы?

Сощурив глаза, будто от меня исходил какой-то слишком яркий, невыносимый свет, она подняла рюмку:

— За нашего пленника!

Эта двусмысленность заставила улыбнуться нас обоих. Она положила мне огромный кусок пирога, и мы оба набросились на еду с жадностью детей, которые воспитывались в строгих правилах этикета и вдруг остались без присмотра.

— Помажьте сверху вареньем, — посоветовала Аньес. И поморщилась, услыхав телефонный звонок. — Не хочу снимать трубку.

— А вы тоже даете уроки?

Она перестала есть и изучающе посмотрела на меня своим ласковым, затуманенным взглядом.

— Странно, что вы меня об этом спросили. Да, если угодно, я тоже даю уроки.

Телефон звонил не переставая, и ей все же пришлось снять трубку.

— Не раньше шести… У меня весь день забит… Да. Договорились.

— Так вот почему у вас два инструмента, — сказал я, когда она вернулась.

— Два инструмента?

— Да. Вчера вечером я заметил, что в гостиной стоит рояль.

— Ах вон оно что! Это дедушкин… Мы на нем не играем. Это наша семейная реликвия… Да и какой из меня музыкант! Кушайте же!

Я уминал очередной кусок пирога, намазанный медом.

— Итак, — сказала Аньес, — вы «крестник» моей сестры. Умора, да и только!

— Но я не вижу в этом ничего…

— Вы пока еще ничего не можете видеть, ведь вы совсем не знаете Элен. Она, конечно, никогда не писала вам обо мне?

— Никогда. Я даже не подозревал о вашем существовании.

— Так я и думала!

— Значит ли это, что вы не очень ладите между собой?

— Вовсе нет. Мы далеко не всегда находим общий язык, но… Элен ведь очень рассудительна!

Это слово было произнесено с такой интонацией, что вызвало у нас обоих улыбку.

— А вы не похожи на других «крестников», — продолжила она.

— Почему же?

— Потому что все они глупы. Вы не находите?

— Я рад, что у меня не глупый вид. Ну а теперь откровенность за откровенность: ваша сестра когда-нибудь говорила вам обо мне?

— Да. Ей пришлось мне рассказать, ведь почту из ящика чаще всего вынимаю я. Она старалась говорить мне о вас как можно меньше… А куда это девался ваш друг Жервэ?

— Он попал под локомотив…

Она на мгновение замолчала, смакуя ликер, а затем спросила, не поднимая глаз:

— Вы верующий?

Я какое-то время молчал в нерешительности, а затем пробормотал:

— Да… Мне кажется, мы не можем бесследно исчезать после смерти. Это было бы слишком несправедливо.

— Вы правы, — сказала она. — Ведь вы очень привязались к нему, правда?

— Да, очень.

— Ну, в таком случае он должен быть где-то неподалеку от нас.