Я возвратился домой, потому что подходило время обеда и я проголодался. Элен, не произнеся ни слова, села за стол первой. Из нас троих Аньес, как мне показалось, вела себя наиболее естественно. Ее близорукость позволяла ей смотреть на нас и в то же время не видеть. У меня, наверное, было виноватое выражение, когда я протягивал руку к блюду и накладывал себе в тарелку ветчину, говядину и сыр, разумеется добытые ясновидением Аньес. Невыносимо напряженная обстановка в доме к вечеру накалилась еще больше. В нашем квартале внезапно вновь появилось электричество, и люстра заливала столовую праздничным светом. Мы ели и слушали, как мы едим: звон вилок о тарелки, хруст хлебной корочки — все становилось невыносимым. Я чувствовал принужденность и скованность в движениях, а кроме того — ужаснейшую скуку. Наверное, она и подтолкнула Аньес к запретным развлечениям, и снова сильное неутолимое любопытство потянуло меня к девушке.
Встав из-за стола, мы расстались так холодно и отстраненно, как случайные спутники по купе. Я выходил вслед за Элен и дернул ее за рукав, а потом пошел курить в большую гостиную. Несколько минут спустя появилась Элен.
— Вы хотели мне что-то сказать, Бернар?
— Да… Я хочу сказать, что дальше так продолжаться не может, и вы это прекрасно понимаете! Мы здесь сидим, словно хищники, запертые в одной клетке и готовые в любую секунду разорвать друг друга в клочья…
— Видите ли, я к этому уже привыкла — ведь я не первый год живу в такой обстановке.
— И что, вы не нашли никакого выхода?
— Увы, никакого. Поймите меня, Бернар, поставьте себя на мое место… Аньес мне сестра лишь наполовину. Мой отец унаследовал крупное предприятие, но его вторая жена — мать Аньес — умудрилась все промотать. Он подобрал ее в каком-то казино. Бедный папа!.. Он убил себя непосильным трудом, пытаясь поправить положение. Мне одной пришлось воспитывать Аньес, и я делала это, как могла… Но я вам, наверное, наскучила своими бедами?
— Ну что вы, Элен, что вы!..
— До войны мне еще как-то удавалось сводить концы с концами. Отец оставил нам два дома. Этот записан на Аньес, а второй, в Вэзе, принадлежит мне, но я никак не могу продать его, а жильцы не хотят платить за квартиру.
— Я понимаю вас.
Подойдя к двери, ведущей в вестибюль, Элен внимательно прислушалась, а вернувшись ко мне, понизила голос:
— Аньес всегда доставляла мне множество хлопот. В сущности, у нее такая же натура, как и у ее матери. Им всегда все должны, им всегда все плохо и все не так. Вы думаете, она ценит то, что мне пришлось перенести из-за нее? Как бы не так! Вы же видели, что произошло сегодня утром.
— Элен… Именно поэтому я и хотел с вами поговорить. Давайте все же предположим, что она говорит правду…
Элен, казалось, пришла в бешенство и схватила меня за руки.
— Вы ей верите? — прошептала она. — Да ведь она обманщица и к тому же больной человек! Да, больной! Вы знаете о том, что несколько лет назад она пыталась покончить жизнь самоубийством, приняв веронал?.. И все это под предлогом, что она, видите ли, несчастна… Прошу вас, Бернар, не поддавайтесь на ее уловки… Она способна на все!
Я мягко высвободил руку и обнял Элен за плечи.
— Ну-ну, успокойтесь… Мне казалось, вы более уравновешенная, чем Аньес, а вы, оказывается, еще легче выходите из себя. Я ведь только сказал: предположим, что она говорит правду. В конце концов, вы тоже не в силах доказать, что она лжет. Ведь она так точно описала Жервэ…
— Тем хуже, — резко оборвала меня Элен. — Я чувствую, что скоро буду бояться Аньес. Мне и без того пришлось немало натерпеться от нее. Все старые друзья нашей семьи отвернулись от меня. Я осталась одна. Совсем одна…
— Одна… но вы же со мной, Элен.
Из глаз у нее брызнули слезы. Она нежно положила свою голову мне на грудь.
— Увезите меня отсюда, Бернар. Мне надоела такая жизнь… Я просто боюсь ее. Женитесь на мне… Формальности можно быстро уладить, и мы сразу же уедем туда, куда вы захотите. Только, ради бога, подальше отсюда!.. А ее оставим здесь…
Я не предполагал, что наша беседа примет такой оборот.
— Послушайте, — сказал я. — Вы, без сомнения, правы, но прежде, чем решиться на это, необходимо все взвесить; к тому же оставлять здесь вашу сестру совсем одну вовсе не безопасно.
— Почему не безопасно?
— Но вы же сами только что сказали, что она больной человек. Доверьтесь мне, Элен. Я хотел бы понаблюдать за Аньес, разговорить ее, понять, занимается она шарлатанством или сама верит в свой дар.
— Но я не хочу вас терять…
— Вы вовсе не рискуете потерять меня, Элен.
— Вы уверены, что любите меня?
— Да, конечно.
Я несколько раз чмокнул ее в волосы и, довольный полученным молчаливым согласием, сделал вид, что хочу проводить ее до спальни.
— Нет, — сказала она. — Вот этого не надо.
Я терпеть не мог кокетства и потому не стал настаивать. Теперь мне не терпелось увидеть Аньес. Я подстерегал ее целый день, но мне так и не удалось остаться с ней наедине. Она приходила в столовую последней и первой вставала из-за стола, а остальное время проводила, закрывшись в своей комнате. Казалось, я больше для нее не существую. Мои беспокойство и озлобление росли час от часу. И в конце концов я не выдержал: пошел и постучался к ней. Она открыла дверь, выражение лица ее было мрачным, во взгляде сквозило беспокойство.
— В чем дело?
— Аньес, пустите меня на минутку. Только на одну минутку…
— Это вас Элен подослала?
— Да нет же.
— Ну тогда заходите быстрее.